Эту цель соединить духовное с практической, социально-экономической жизнью ставили перед собой многие русские религиозные мыслители «Серебряного века»: Н.А. Берядев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Б.П. Вышеславцев, кн. С.Н. Трубецкой, Л.П. Карсавин, Н.О.Лосский, В.Н. Лосский,  И.А. Ильин, о. Г. Флоровский  и многие другие.  Попытка их диалога с представителями русской православной церкви не удалась. А вскоре после революции 1917 г. многие из них были высланы из страны по распоряжению В. И. Ленина. В 1925 в Париже был основан центр высшего богословского образования, – Свято-Сергиевский православный богословский Институт, который сумел объединить многих выдающихся русских мыслителей. Издание «Путь», главным редактором которого был Н. А. Бердяев, стало ведущим в религиозно-философской мысли русского зарубежья.

Мыслители «Парижской школы», пережив опыт русских революций, а затем и западного капитализма, предостерегали христиан от пассивного созерцания социальной несправедливости, полагая, что если христианство не будет осуществлять социальной правды,  то это начнут делать антихристианские силы, что может привести к страшным последствиям. 

 Среди религиозных философов С.Н. Булгаков (1871-1944) и Н. А. Бердяев (1874-1948) особенно глубоко интересовались социальной проблематикой.

 «В противоположность добровольному или насильственному аскетизму наша эпоха любит богатство – не деньги, но именно богатство – и верит в богатство, верит даже больше, чем в человеческую личность. Это не только маммонизм, корыстолюбивый и низкий (он был во все времена, есть и теперь), нет, это – экономизм», – писал С. Н. Булгаков.[1] В результате такого возвеличивания экономики все многообразие жизни сводится  к хозяйственно-экономическому процессу, причем реальный живой человек практически отождествляется с неким абстрактным субъектом, «экономическим человеком» (economic man), который «не ест, не спит, а все считает интересы, стремясь к наибольшей выгоде с наименьшими издержками».[2]

Такой подход, – объяснял С.Н. Булгаков, –  порочен. Экономическая выгода и целесообразность важны, но они не могут определять смысл человеческой жизни. Хозяйство «не подъяремная работа скота, но творческая деятельность разумных существ».[3]  Он считал, что можно говорить о человечестве, - в единстве его прошлых, настоящих и будущих поколений, - как о творце, который призван к со-трудничеству и со-творчеству с Божественным Творцом в деле устроения мира. С этой точки зрения экономика представляет собой важную часть духовной жизни.

«Светлое царство духа, истинная цивилизация может быть построена только на прочном и материальном фундаменте», -  считал он.[4] Соединение духовного и материального начала, этики и экономики позволит решить проблему бедности и нищеты в мировом масштабе. Для С.Н Булгакова было несомненно, что «борьба с нищетой есть борьба за права человеческого духа», поскольку неудовлетворенность первичных потребностей «как и болезнь тела, имеет тенденцию заполнить собой сознание».[5] 

Опираясь на идеи выдающегося религиозного философа конца XIX в. В.С. Соловьева, С.Н. Булгаков полагал, что первейшей задачей христиан является создание необходимого минимума для всех членов общества. Вместе с тем, по его словам, «Богатство создает только стены для цивилизации, но в этих стенах может быть одинаково построен и светлый храм духа, и блудилище».[6]  

Таким образом, по мысли С.Н Булгакова, собственность и богатство имеют не только социально-экономическое, но и этико-религиозное значение. Если человек попал в психологический плен к собственности, то победа над нею может быть только нравственная, совершаемая в глубине души. Можно иметь обширную собственность и быть от нее духовно свободным, а можно быть и бедняком, лишенным собственности, но сгорающим от зависти к богатым и жадности. Поэтому не сама собственность, но «чувство собственности, духовный яд ее, сладострастие мамоны, и осуждается бесповоротно христианством, как коренным образом противоречащее основной заповеди любви». [7]  Исходя из того, что собственность есть исторический институт, который все время меняется в своих очертаниях, он не придавал ни одной из ее форм  самодовлеющего значения. 

Вообще, православие в своих суждениях о хозяйстве и формах собственности и отношении к ним исторично, – подчеркивал С.Н. Булгаков. «Но есть одна высшая ценность, при свете которой и нужно давать сравнительную оценку разных хозяйственных форм. Это есть свобода личности, правовая и хозяйственная. И наилучшей из хозяйственных форм, как бы она ни называлась и какую бы комбинацию капитализма и социализма, частной и общественной собственности она не представляла, является та, которая наиболее обеспечивает личную свободу как от природной бедности, так и социальной неволи». [8]

Из всей плеяды религиозных мыслителей «Серебряного века» С.Н. Булгаков, принявший священство, был наиболее близок к церковному богословию. Жругой выдающийся мыслитель этого времени Н. А. Бердяев, напротив, всегда дорожил свободой своей мысли и независимостью от кого бы то ни было. Тем не менее, в своих рассуждениях о собственности и богатстве он пришел к аналогичным, что и С.Н. Булгаков, выводам.

Н.А. Бердяев исходил из того, что «Личность создана Божьей идеей и свободой человека»[9] и стоит выше общества, государства, человеческого рода, природы и т.д. Но для того, чтобы признать такую ценность личности, нужно признать верховную Личность Бога. «Если нет Бога как источника сверхличных ценностей, то нет и ценности личности, есть лишь индивидуум, подчиненный родовой природной жизни. Личность есть по преимуществу нравственный принцип, из нее определяется отношение ко всякой ценности».[10]  Поэтому в основе этики, в том числе и социально-экономической, лежит идея личности. «Нравственная жизнь переплетается с жизнью социальной, и нравственный опыт человека имеет социальное значение».[11]

По мысли Н. А. Бердяева собственность связана с метафизической природой личности: «Начало собственности связано с бессмертием человеческого лица, с правами его над материальной природой и после его смерти».[12] Поэтому собственность «предполагает не только потребление материальных благ, но и более устойчивую и преемственную духовную жизнь личности в семье и роде».[13] 

Этот подход вызывает особый интерес, поскольку бердяевский взгляд открывает дотоле неизвестную сторону проблемы, а именно взаимосвязь прошлой и наличной собственности, не только с прошлой и наличной духовностью, но и духовным состоянием личности, семьи, группы и всего социума.

По мнению Н. А. Бердяева частная собственность на землю оправдана, ибо способствует развитию более одухотворенного отношения к земле, чем ее национализация и социализация.[14] Вместе с тем, философ признает, что собственность может стать источником великих злоупотреблений и искушений. «Ничем не ограниченное и абсолютное право частной собственности породило зло и несправедливость общества феодального и общества капиталистического», – признает Н. А. Бердяев.  Но если отнять у человека это право, «Если общество и государство делается единственным собственником всяких материальных ценностей и благ, то внешне оно может делать все что угодно с личностью, личность внешне бессильна противиться тирании общества и государства, личность делается окончательно обобществленной».[15] Исторический опыт советской России доказал правоту этих слов на практике. Зло материального неравенства, роскошь одних и нищета других должны преодолеваться, «но непременно с охранением ценности личности и духовной свободы». [16]   

Многие идеи Н. А. Бердяева были созвучны другому представителю «парижской школы» – С. Л. Франку (1877-1950). Также как и Н. А. Бердяев, он подчеркивал, что собственность тесно связана с духовно-телесной природой  человека: «Частная собственность по своему имманентному внутреннему составу есть необходимое расширение тела как органа духовной активности на внешнюю, ближайшую к человеку, природную среду».[17] Поэтому все осуждения частной собственности, в которой часто видят только проявление корысти и эгоизма, несостоятельны.

Право частной собственности, отмечал С.Л. Франк, есть по существу право на свободу, на свободное самоопределение личности, вне которого нет реального «субъекта права», а потому нет и правового порядка.[18]  Правда, и частная собственность сама по себе не создает социального порядка. Он зависит от воли и уровня этического и политического сознания общества. 

Для большей ясности он прибегал к смелому образному сравнению: «Частная собственность – как-бы брачно-семейная связь с животным, растительным и неорганическим миром, с которым он (человек – Т.К.) слился в своей жизни; лошадь и корова в крестьянском быту – суть члены семьи, цветы и деревья в саду – любимые существа; земля – мать-кормлица; портреты родных, вещи, связанные с детством, книги, в общении с которыми мы воспитывались, – неотъемлемые части нашего семейного единства».[19] 

Своеобразие подхода С. Л. Франка заключалось в том, что он включал проблему частной собственности в контекст гражданского общества, в котором видел «общественное единство, спонтанно слагающегося из вольного сотрудничества, из свободного соглашения воль отдельных членов». Это «как бы молекулярная общественная связь, изнутри сцепляющая отдельные элементы в свободное и пластически-гибкое целое».[20]

Кончено, эту идею С. Л. Франка следует понимать не как констатацию действительности, а как идеал, к которому следует стремиться.  

С.Л. Франк полагал, что христианская активность в мире, являясь по существу «излиянием в мир благодатной силы любви», должна способствовать реформированию социальных отношений и устранению вопиющих противоречий между богатыми и бедными. Он напоминал, что так называемая европейская цивилизация, какими  бы недостатками она не отличалась и с какими бы нравственными провалами не сталкивалась в своей истории, есть результат напряженных многовековых усилий, плод нравственного воспитания личности. По мысли С.Л. Франка, современное ему общество живет в эпоху, «аналогичную эпохе крушения античного мира, и поэтому совершенно естественно христианское сознание стоит снова перед задачей нравственного возрождения и совершенствования общих порядков земной человеческой жизни».[21]  

Показательно, что многое в рассуждениях о собственности перечисленных философов, было созвучно мыслям И.А. Ильина (1883-1954),[22] который отличался от всех них своими консервативными взглядами, был сторонником ортодоксальной православной традиции, убежденным монархистом и считал, что если народ «не умеет иметь царя», то нужна «национальная диктатура». В своей программной статье «Белая идея», адресованной бывшим бойцам Белой армии, он, в частности писал: «Дело не в бедности, а в том, как справляется дух человека с его бедностью. Дело не в богатстве, а в том, что человек делает со своим богатством. Дело не в бедности и не в богатстве, а в том, чтобы каждый человек мог трудиться; трудясь, строить и преумножать; приумножая, творить новое и делиться с другими. И потому наши девизы: собственность и творчество; изобилие и щедрость».[23] Решение проблемы вопиющего неравенства между сверхбогатыми и нищими он видел в том, чтобы «сочетать строй частной собственности с «социальным» настроением души: свободное хозяйство с организованной братской справедливостью». [24]

Таким образом, русская религиозная философия «Серебряного века» связывала принцип частной собственности с личностью, считая его необходимым для реализации человеческой свободы, а «одухотворенные» любовью и заботой вещи –  продолжением человеческой личности. Социальное совершенствование виделось ими в сочетании интересов частного собственника и общества и связывалось, в первую очередь, с внутренним совершенствованием человека на путях добра и любви к Богу и ближним.

Несмотря на все сложности и противоречия, которыми было отмечено развитие русской религиозной философии, она совершила грандиозный прорыв не только в философском познании мира, но и осмыслении с христианских позиций социальных и экономических проблем, в том числе собственности и богатства. Можно полностью согласиться со словами еп. Илариона (Алфеева) о том, что «Дореволюционные православные ученые и богословы русского рассеяния подготовили почву, на которой может сегодня произойти подлинное возрождение отечественного богословия. Нужно только воспользоваться плодами их трудов, воплотить в жизнь их заветы и продолжить то, что они начали».[25]  

 

[1] Булгаков С. Н. Философия хозяйства.  // Сочинения в двух томах. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 54. 

[2] Булгаков С.Н. Народное хозяйство и религиозная личность. // Сочинения в двух томах. Т. 2. М.: Наука,  1993. С. 342.

[3] Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1977.

[4] С.Н. Булгаков С. Н. Об экономическом идеале. // Булгаков. Героизм и подвижничество. М., 1992, с. 378.

[5] Там же, с.364.

[6] Булгаков С. Н. Об экономическом идеале. // В кн.: Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. М., 1992. С.  373.

[7] Булгаков С.Н. Церковь и социальный вопрос. // В кн.: Христианский социализм. С.Н. Булгаков. - Новосибирск: Наука, 1991. С. 100.

[8] Указ. раб. С. 213.

[9] Указ. раб. С. 63.

[10]  Указ. раб. С. 63.

[11] Указ. раб. С. 65.

[12] Указ. раб. С. 245.

[13] Там же. 

[14] Там же.

[15] Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 190.

[16] Указ. раб. С. 196.

[17]  Франк С. Л. Духовные основы общества. - М.: Республика, 1992. С. 144.

[18]  Франк С. Л. Собственность и социализм. // Русская философия собственности (XVII-XX в.в.). - СПб.: Ганза, 1993. С. 318.

[19] Указ. раб. С. 319.

[20] Указ. раб. С. 141.

[21] Франк С. Л. Свет во тьме. - М.: Факториал, 1998. С. 238.

[22] И.А. Ильин, изгнанный из России в 1922 г., обосновался в Берлине, а после прихода к власти нацистов в 1938 г. перебрался в Швейцарию.

[23] Ильин И. А.  О грядущей России. - Джорданвилл, 1991. С. 341.

[24] Указ. раб. С. 129-130.

[25] Иеромон. Иларион (Алфеев). Православное богословие на рубеже столетий. - М.: Крутицкое Патриаршье подворье,  1999. С. 398.

​

 

​